Танюшка побежала за Вовкой и сломала зуб. Нет, не так. Танюшка побежала за Вовкой, налетела на какую-то кочку, шмякнулась на землю со всего размаху и сломала зуб. И опять не так. Противный Вовка как всегда дразнил Таньку, она захотела ему наподдать, и хотя Вовка бегал явно быстрее, Танюша бросилась на него с боевым воплем, которому и сама удивилась. Вовка легко отскочил в сторону, а Танюшка – шмякнулась. Теперь обломок зуба был зажат у Танюшки в кулачке. Она медленно плелась домой, сразу позабыв и про Вовку, и про дразнилки, и даже про то. Как саднила разодранная в падении коленка.
Потеря жуба – это было что-то такое, страшное и значительное. Ну да, именно «жуба». Букву «з» Танюшка теперь выговорить не могла. На крыльце дачного дома стояла Леля, Танюшкина мама. И поджидала, когда же горестно бредущая дочка подойдет и расскажет, что приключилось. Мама Леля никогда не охала над Танюшкиными ранениями – боевыми и игровыми. Она вот также поджидала дочь на крыльце, потом крепко брала ее за руку, и вела в дом «оказывать первую медицинскую помощь». Мама Леля была медсестра. И умела обращаться с раненым народом.
Если б мама Леля пожалела Танюшку, или наругала – реву хватило бы до вечера. Но когда тебя спокойно берут за руку и ведут к столу, где уже разложены всякие бинты и пинцеты, и перекись водорода в стеклянном пузырьке, то плакать не хочется. А хочется так же серьезно и сосредоточенно, как мама Леля, разглядывать собственную руку , .или коленку, и уважительно ждать, когда же мама превратит пыльную ободранную ногу в чистенькую, затянутую в нужном месте очень белым бинтом. Танюшка даже любовалась потом повязкой и очень гордилась мамой Лелей.
Танюшкины друзья – и Катерина, которую почему-то никто не дразнил, хотя они и рыжая была, и в веснушках, и толстенькая к тому же, и Галка, в самом деле похожая на галку, худая, смуглая, с черными волосами, и белобрысая Ленка .которая хотела стать балериной и все время ходила на цыпочках, – все они маму Лелю очень уважали за это ее умение: превращать пыльное безобразие на локтях и коленях в аккуратные белые повязочки. Мама Ляля в медицинской помощи никому не отказывала.
Но зуб – это вам не ободранные коленки. Обломок во рту был острым и царапал язык. И как она, интересно, теперь будет жить? Танюшка горестно вздохнула. Обедать с таким острием во рту невозможно, это совершенно понятно. Даже какую-нибудь печенюшку сгрызть, и то не получится. Придется до самой старости есть жидкую манную кашу и кисель .подумала Танюшка, и тут ей стало так себя жалко, что она .без всякой подготовки в виде всхлипываний. заревела-таки в голос. И остановилась. Потому что идти и реветь в голос одновременно не получится, можете попробовать.
Мама Леля, никогда прежде не видевшая свою пятилетнюю храбрую дочь, которая не хныкала, даже если ее царапины приходилось мазать йодом, такой ревушкой, конечно, побежала ей навстречу. И как всегда, взяла крепко за руку, как раз за ту, в которой Леля сжимала обломок зуба, и без слов повела ее в дом. Дома мама Леля разжала Танюшкину ладошку, увидела обломок зуба, похожий на белый камушек, погладила Танюшку по голове и улыбнулась.
«Не плачь», – сказала мама Леля, – «Подумаешь, зуб. Новый вырастет» Танюшка от удивления плакать перестала. Вырастают ногти, челка у Танюшки тоже все время отрастает, лезет в глаза, заколки не помогают, и тогда мама Леля сама стрижет ее смешными ножницами с неровными краями. Мама Леля все умеет и все знает. Такие ножницы называются «фи-ли-ро-воч-ные» Танюшка выучила, вот! От них челка становилась такой же неровной, легкой, пушистой. Танюшке нравилось. Но зубы-то сами не растут! Танюшка никогда не видела, чтобы у кого-нибудь зубы так сильно отросли, что их надо подстригать, или хотя бы закалывать.
А мама Леля продолжала: «Это молочный зуб. Он так называется. Потому что вырастает у маленьких детей, когда они еще кушают только молоко. А потом выпадает. И вырастает новый зуб. Этот уже надолго. До самой старости. Потрогай аккуратно кусочек зуба, который остался. Шатается он?»
Танюшка потрогала. Зуб, в самом деле, шатался., Мама Леля, как всегда, была права.
«Завтра поедем в город», – сообщила мама Леля, и погладила по голове свою совершенно уже успокоившуюся дочь, – «Пойдем к доктору. Он этому зубу поможет выпасть. И вырастет у тебя новый. Целый и красивый».
Танюшка подумала, что, пожалуй, Вовка уже наказан: у него-то не будет совершенно нового и красивого зуба. Ну и вообще. У него нет такой мамы Лели, самой лучшей на свете.
А мама Леля уже ставила на стол любимую Танюшкину кружку с зайцем. Зайца в семье называли Прохор, никто не помнил, почему. Прохор на кружке катился на лыжах с горки, и его морковного цвета шарф весело развевался за спиной.
«Садись», – сказала мама Леля, –«Выпей киселя. А на утро, чтобы к доктору голодным не ехать, я манную кашу сварю. Жиденькую».
И, конечно, Танюшка снова разревелась. Сквозь слезы ей даже показалось, что заяц Прохор сочувственно так покивал ей головой, словно хотел сказать: «Ну, ты же понимаешь я бы в эту кружку лучше вишневого соку налил. Но мама Леля говорит, что сок – это не еда. А кисель питательный».
И Танюшка во второй раз за день перестала плакать. Потому что маму Лелю слушались и дети и зайцы.
Художник Мария Куркова
