Елена Смородина
Прохор не любил каникулы. Каникулы наступали четыре раза в год. Прохор научился считать до четырех, чтобы понимать, когда же можно успокоиться и не ждать неприятностей – до самого Нового года.
Ну да, Прохор был маленький вязаный зайчик. Пушистый и блестящий, с вышитым розовым носом. Но если вы считаете, что такие зайчики ни за что не могут научиться считать, и что вообще они сидят там, куда их посадила хозяйка, и ни о чем не думают, то вы ничего не понимаете в зайцах.
Прохор не любил каникулы, потому что он любил свою хозяйку. Осенью, зимой и весной, когда наступали каникулы, хозяйка уезжала к бабушке. Что такое «Уехать к бабушке, Прохор не знал. Но это хотя бы длилось недолго. Летом хозяйка «уезжала в лагерь на два сезона», и это было гораздо хуже. Перед тем, как оставить его, Прохора, одного, хозяйка говорила: «Прохор, запомни, ты мой любимый заяц. Садись вот сюда, на подоконник, я тебе платочек подложу, чтоб не холодно сидеть, – и жди меня. В окошке ты меня увидишь раньше, чем все. Я буду по тебе скучать. И ты тоже скучай, Прохор!»
Как будто Прохор мог не скучать, оставшись один в целой комнате. Другие зайцы, и серый медведь в свитере, и кукла с большими глупыми глазами, тонким голосом и множеством всяких блестящих и шуршащих предметов в ее коробке – были не в счет. Хотя медведь даже свитер специально немножечко разодрал, – чтобы хозяйка обратила на него больше внимания, чем на Прохора, – ничего у медведя не вышло.
– Прохор, я поехала, – сказала хозяйка как всегда только ему, зайцу Прохору! – Смотри, что я тебе сейчас подарю– и хозяйка обмотала голову и шею Прохора чем-то мягким и теплым. – Это шапка и шарф. Сейчас зима. А от окошка дует. Я же не хочу, чтобы ты простудился! Пока. Прохор!
За хозяйкой захлопнулась дверь, и Прохор начал ждать. Он смотрел в окошко, когда там было светло, и когда темнело и зажигались фонари. У Прохора болели его черные пуговичные глаза. Но он все равно изо всех сил смотрел на то, что происходила там, за окном. Чтобы первым увидеть хозяйку и первым порадоваться. Прохор не умел говорить, и не мог прокричать на весь дом:
– Хозяйка вернулась!
Но внутри Прохора все именно так и кричало. И начиналась у Прохора совсем другая жизнь.
Конечно, хозяйка уходила из дому. Это называлось «В школу, где дети учатся». Хозяйка даже пробовала учить Прохора писать и считать. Тогда-то Прохор и выучился считать до четырех. Но потом ей это надоело. «Прохор, мы будем с тобой только играть. А учебы мне и в школе хватает!» – заявила хозяйка как-то раз. И они играли! В путешественников на корабле, переживших кораблекрушение. В двух орлов, горных птиц, у которых гнездо на скале (и хозяйка с Прохором под мышкой забиралась на шкаф). В африканское племя, которое только и делает, что танцует африканские танцы. И тогда в стены громко стучали. Хозяйка вздыхала «Соседка тетя Маша опять маме пожалуется!» – и племя ложилось спать.
Жизнь Прохора была прекрасной. Вместе с хозяйкой он побывал там, где вечные льды. И там, где одни только пески. Он ездил на собаках и верблюдах, он сопровождал принцессу на бал и убегал вместе с ней от злых разбойников. Теперь вы понимаете, как много могут знать зайцы, если с ними как следует заниматься?
Как-то летом, когда хозяйка уехала на самые невыносимые долгие каникулы, в комнату вошла большая хозяйка, Прохор знал, что она называется «мама». Большая хозяйка взяла Прохора на руки, потеребила его уши и проговорила: «Ну, все, выросла твоя хозяйка. Убираем тебя на антресоли» И запихнула Прохора в коробку, туда, где уже лежали как попало и медведь в порванном свитере, и глупая розовая кукла. Прохор хотел закричать. Но он не умел. Он кричал внутри:
– Не надо, хозяйка вернется. Я ее дождусь, она просила меня ждать и скучать! И сама скучает!
Но никто Прохора не услышал.
Коробка захлопнулась и наступила темнота. Сколько времени она продолжалась – этого Прохор сказать не мог. Долго. Очень долго. И очень-очень-очень долго. Но Прохор знал, что когда-нибудь темнота закончится, потому что хозяйка все равно найдет его. Прохора. Она же сказала, что будет скучать!
И однажды Прохор почувствовал, что с коробкой, где долго-долго-долго было только темно и тихо, что-то происходит. Она зашаталась. Задвигалась, – и вдруг туда хлынул свет! Если бы Прохор мог, он бы зажмурился. Но он только смотрел своими пуговичными черными глазами на двух хозяек, которые склонились над ним. Одна была больше. Гораздо больше той, к которой Прохор привык. Но это была его хозяйка, точно. Она улыбалась, как раньше – сначала глазами. А потом – всем лицом. Она схватила Прохора на руки, как прежде и шепнула:
– Я так скучала!
– И я! – хотел сказать Прохор. Но даже если бы он умел говорить, то от удивления не вымолвил бы ни слова. Потому что другая хозяйка, в точности такая же, но меньше, гораздо меньше, схватила Прохора и закружилась с ним по комнате.
– Это он, мама? Это тот самый Прохор, твой любимый заяц? Который всегда ждал тебя на подоконнике? Мама! Я возьму его завтра с собой в садик! И мы никогда, никогда не расстанемся! А сейчас мы будем играть в горных орлов. У которых гнездо на вершине скалы! Как ты забиралась на этот шкаф, мама? С дивана?
Фото и работа Ольги Осиповой
