Брусника была везде. В кузовках и ведёрках, под ногами и даже на ногах — давилась и мазалась. Временами казалось, что брусника будет и с неба — в виде дождя. С этим ощущением у Верейского появилась мысль открыть кафе и он отправился к самому лучшему другу.
Друг Ревейский был странный. Он ревел, когда в лесу было сухо, и был тем больше спокоен, чем дольше длились дожди. «Идите, идите… Но не проходите мимо», — приговаривал он. Всё-таки слезы надоедают сильнее другой воды.
Верейский пришел к другу, когда тот заканчивал плакать. «Мой личный синоптик обещает осадки», — безошибочно определил он и выложил Ревейскому свои мысли: «Когда закончится брусника — начнутся холода. Жители леса будут заходить к нам греть ноги и пить витаминные морсы».
Ревейский правда был самым лучшим. Утерев последние слезинки, Ревейский вместе с Верейским сделал запас брусники. Потом они вычистили старый сосновый пень, обозначили место для камина, смастерили плетёную чайную стойку, развесили по щербатым стенам чашки и блюдца, а под потолком — красные бусинки. Верейский украсил камин мхом, а возле двери разложил шерстяные следики.
«Когда начнётся дождь и в лесу будет туман, тогда вкусно будет пахнуть нашим сосновым дымком и брусничным чаем», — мечтал Верейский. Он тоже был странный — он верил исключительно в хорошее.
А дождь уже начался. Верейский и Ревейский скатали паутину в клубки и стали плести гамаки для гостей. Но никто не приходил. У всех было много брусники. В кастрюльках и в плошках, даже в резиновых сапогах — они стояли в прихожих, в норах и в дуплах. Никому не хотелось вылезать наружу в такой ливень.
Верейский затопил камин и Ревейский разлёгся в гамаке. «Вы что-нибудь хотите, самый лучший друг?» — спросил он у Ревейского. «Пожалуй, слоёных треугольников с брусникой, — проголодался тот. И вскочил. — Только я как будто сейчас кондитер и сам их сделаю». Тогда Верейский лёг на его место и прикинулся посетителем. Но потом спрыгнул и стал как будто месителем теста, а Ревейский — как будто заворачивателем брусники в треугольники… А потом они притворились барменами в кафе… Нет, кого же поить чаем? Лучше вместе быть гостями…
Так прошло несколько дней. Верейский и Ревейский распробовали брусничный джем, брусничные сиропы, коктейли, пироги… А потом стало грустно. Тогда они взяли поющую чашу и начали водить по ней колотушкой. Под потолком зазвенели бусинки. В чашу капнули слёзы Ревейского, по лесу стал разноситься гул. ГУЛ! Жители леса поняли, что порядком засиделись в своих домиках. Как им захотелось пошлёпать – пусть бы даже и по лужам, тем более что дождь грозил закончиться.
Все вылезли из нор и дупел и пошли на гул, брызгаясь и пачкаясь. Некоторые держали в лапках резиновые сапоги – поделиться брусникой. Жители леса обнаружили, что это гудит Сосновый пень. Они заглянули внутрь: а там Ревейский ревёт уже что есть мочи, а Верейский водит колотушкой по чаше и верит, что всё это закончится. Какой концерт! Все расчихались от восторга – они заслушались и промочили ноги. Самые лучшие друзья пригласили их разуться, надеть шерстяные следы и улечься в гамаках поудобнее. А сами взялись готовить горячий морс.
Дымок из соснового пня поднялся до самого солнца. Солнце выглянуло, но его почему-то никто не встретил. Солнце попыталось заглянуть во все щели трухлявого пня. Там сверкало что-то очень драгоценное. В сосновом пне шёл Брусничный дождь.
Художник Александра Повыдчикова